«О ЛУКАВОЙ ПОДМЕНЕ

САКРАЛЬНЫХ СЛОВ РУССКОГО ЯЗЫКА

«ИНТРЕНАЦИОНАЛЬНЫМИ» ПОНЯТИЯМИ»

Составители сборника древнерусских произведений для юного читателя «Слово Святой Руси» с горечью пишут: «Скоро немногое, что нам останется из всего русского, будут наш русский язык и наша русская словесность» и призывают: «Поэтому не будем пренебрегать этими доставшимися нам духовными сокровищами. Если заветы русского слова найдут живой отклик в душе юного человека и послужат ему в качестве жизненного образца, то он сумеет остаться истинно русским – умным, справедливым, милосердным, стойким; он сумеет постоять за свое отечество и сохранит верность Святой Православной вере».

В современном толковом словаре русского языка зафиксированы языковые изменения конца ХХ века. Чем же обогатился наш язык в последние десятилетия? Новых слов много, но какие это слова? Бабки (в значении деньги), байк, баксы и грины, башлять, бодипирсинг, бой-френд, гей-клуб, дампинг, имиджмейкер, китчмен, клипмейкер, лэйбл, медиа-баинг, наркодоллары, пиарить, плюрализм, пофигист, рейв-тусовка, рэппер, секс-шоп, секс-идол, секстренинг, секьюрити, татуаж, тинэйджер, транссексуал, шейпинг – и далее в том же духе. Нетрудно заметить, что это или иноязычные слова, отражающее не свойственные русской традиции и зачастую весьма отвратные реалии, или жаргонизмы, которыми сегодня считают приличным пользоваться и писатели, и политики, и ученые.

Диктат рыночных отношений ощутим сегодня во всех сферах жизни. Среди качеств, которые требуются от современного специалиста, выделяются прагматизм, амбициозность, честолюбие, успешность, карьерность (характерно, что все эти слова наделяются сегодня положительной эмоциональной окраской, а слово «карьерность» стало своего рода эвфемизмом, заменившим слово «карьеризм», всегда имевшее в русском языке и сознании отчетливо выраженный негативный смысл).

Если же говорить о «нравственном» фундаменте, который является основой современного глобализованного мира, то три левиафана, на которых нам предлагают строить жизнь в этом мире, – это плюрализм, толерантность и гуманизм. На первый взгляд может показаться, что использование именно этих слов – просто неудачная попытка заменить ими такие понятные и сокровенные слова, как свобода, терпимость и любовь, а их активное функционирование в официально-бюрократических и научных текстах – результат стремления высказаться наукообразнее и «современней». Действительно, многие термины современной психологии и социологии являются прямыми кальками соответствующих иностранных терминов, а часто даже включаются в научный обиход отечественных ученых без перевода, на языке оригинала. Но дело, конечно, не только в этом. Заменить слова плюрализм, толерантность и гуманизм словами свобода, терпимость и любовь невозможно, потому что это не просто «интернациональные» понятия, использование которых помогает легче преодолевать языковые барьеры. Это слова, связанные с отрицанием в человеке и в мире божественного начала.

Обратимся к этимологии и смысловому наполнению каждого из этих слов.

Гуманизм в современном понимании слова – это система воззрений, основывающаяся на общечеловеческих ценностях и отстаивающая свободу личности в социальной, политической, религиозной и др. сферах. И в этом своем значении, и в более узком, исторически-конкретном, гуманизм (от латинского humanus – человеческий) означает приоритет природного  естественного человеческого начала в человеке и умаление или отрицание божественного в нем. Человек становится мерилом всех ценностью и центром мироздания. Гуманизм и возник в эпоху Возрождения как система взглядов, противостоящая учению Церкви.

Слово «толерантность» (от латинского tolerantia – терпение) первоначально функционировало только в роли термина, использующегося в физиологии, где оно означает способность организма переносить неблагоприятное влияние того или иного фактора среды. Более широкое значение слова, с которым оно вошло в современный русский язык, – терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению. Примечательно здесь то, что сугубо биологическое, физиологическое свойство, присущее различным организмам, переносится в сферу человеческого сознания, то есть это слово изначально несет в себе внутреннее уподобление человеческой личности – биологической особи. Русское же слово «терпимость», означающее способность и умение терпеть что-нибудь чужое, мириться с чужим мнением, происходит от глагола «терпеть», который отражает одно из самых важных способностей человеческой души и прямо связано с понятием смирение. Оно характеризует умение человека стойко сносить тяготы, мужаться, не унывать. Недаром В.И. Даль, поясняя это слово, пишет: «В терпении является сила и величие духа, терпение же есть признак кротости, смирения, снисхождения». Конечно, в толерантности – в самом терминологическом происхождении этого слова – никакого величия духа не предполагается. Откуда бы ему взяться? Из физиологической способности организма?

Кроме того, смысловой и ассоциативный ореол слов «толерантность» и «терпимость» различен. Говоря о толерантности, предполагают чаще всего безграничную (в соответствии с общей концепцией современного глобализованного «мира без границ») внутреннюю готовность принимать, оправдывать, допускать всё и вся, «добру и злу внимая равнодушно». А терпимость, по тому же Далю, вовсе не предполагает отсутствие внутреннего непоколебимого стержня. Быть терпимым для русского православного человека – это «терпеть только по милосердию, снисхождению», сохраняя верность своим идеалам. Характерно, что слово «толерантность» оказывается в современном «международном» языке неразрывно связанным со словом «ксенофобия». Оно появляется всякий раз, совершенно противореча установкам самих апологетов толерантности, когда заходит речь о патриотизме. Почему-то именно чувство любви к Родине больше всего пугает гражданина «мира без границ», и вместо спокойного признания того, что это естественное и более чем нормальное человеческое чувство, современные идеологи тут же начинают говорить о ксенофобии. Это слово пришло в современный язык из психиатрии, где оно означает навязчивый страх перед незнакомыми лицами. Нетрудно заметить, что и в этом случае совершается лукавая подмена, стремление заменить само понятие патриотизма, отражающего чувство любви, психиатрическим термином, характеризующим патологическое состояние страха и ненависти. Понять, зачем нужна такая подмена, к чему она может привести, думаю, нетрудно.

Еще более показателен путь в сферу общеупотребительной лексики слова «плюрализм». Этот термин как противоположный «монизму» был предложен немецким философом Христианом Вольфом в начале ХVIII века для обозначения философской позиции, которая отрицает единство мира и утверждает, что в его основе лежит множество самостоятельных и независимых начал бытия. В последующие эпохи гносеологической основой плюралистических концепций становится релятивизм, то есть утверждение условности всякого знания и отрицание устойчивости вещей и явлений. В современном мире плюрализм развился и в социологическую теорию, согласно которой общественно-политическая жизнь представляет собой конкуренцию множества социальных групп, партий и организаций. В более широком значении, то есть именно в том, которое усиленно насаждается сегодня, плюрализм – это сосуществование разных форм политической, экономической, культурной жизни как главный принцип  устройства правового общества, а также многообразие взглядов и мнений, дающее возможность свободы выбора. В действительности же – и это вновь подтверждает происхождение слова – ничего общего с тем пониманием свободы, которое закрепилось в русском языке и в русском сознании, плюрализм не имеет. Этимологически русское слов «свобода» восходит к словам «свой» и «слобода» (поселение) и исторически означает не индивидуалистическое, а общинное сознание. Кроме того, вся жизнь этого слова в русском языке и русской литературе подтверждает, что свобода – это прежде всего внутреннее состояние человека, а высшая степень свободы для православного национального сознания связывалась с жизнью во Христе, со свободой от плена страстей.

Таким образом, духовная экспансия, совершающаяся с помощью слов, отражает настойчивое стремление к отрицанию Бога, к сведению человека на уровень биологического существа или социальной «единицы». Эти слова являются лукавой подменой драгоценных и сакральных русских слов.

Конечно, попытка устроения мира на этих принципах, на этих основах вступает в открытый и непримиримый конфликт с христианскими и национальными традициями.

Русский литературный язык является прямым преемником староцерковного славянского языка, созданного святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием. Вячеслав Иванов писал: «Язык, стяжавший столь благодатный удел при самом рождении, был вторично облагодетельствован в своем младенчестве таинственным крещением в животворящих струях языка церковно-славянского. Они частично претворили его плоть и духовно преобразили его душу, его «внутреннюю форму». И вот он уже не просто дар Божий нам, но как бы дар Божий сугубо и вдвойне, – преисполненный и преумноженный».

На протяжении целого тысячелетия великий русский язык формировал русскую языковую личность, русскую культуру. И мы призваны защищать его от поругания, осознавая свою ответственность за величайший дар, безмерное богатство, унаследованное нами, – родной язык.