Домострой Бориса Шергина

Известный богослов и педагог протоиерей Василий Зеньковский указывал, что «семья является идеальным типом социальной структуры. Самые великие и дорогие слова человеческого лексикона, относимые к Богу, – Отец, Сын. В природе семьи скрыты глубокие возможности, из нее берет начало подлинная иерархичность… – не простая, но связанная кровно. <…> Семья есть идеал всего мира» (1, 86).

И в творчестве известного русского писателя Бориса Шергина настойчиво звучит убежденность в совершенстве семьи как социального института, семейных отношений как наиболее достойных человека и естественных для него.

Атмосфера родительского дома, отношения, царившие в семье, навсегда остались для Шергина образцом домостроительства. Наиболее полно характер этих отношений раскрывается писателем в рассказах «Детство в Архангельске», «Поклон сына отцу», «Миша Ласкин», «Рождение корабля», а также в многочисленных дневниковых записях.

В рассказе «Детство в Архангельске» воспроизводится история знакомства «бравого мурманского штурмана» и «молоденькой Анны Ивановны» – родителей Шергина.

Перед глазами читателя последовательно разыгрываются четыре небольшие сценки, четыре предельно выразительных, живых эпизода, передающих и колорит эпохи, и характеры действующих лиц, и переживаемые ими чувства.

Эпизоды разделены временными промежутками в несколько месяцев. Читатель легко догадывается о крепнущих чувствах героев. От первых попыток «ухаживания издалека», через третьих лиц, которые предпринимает бравый мореход к застенчивой Аннушке, до сцены сватовства, написанной так, что ни одного слова в ней, ни одной интонации нельзя ни забыть, ни изменить - так проста и целомудренна она.

 «Помолчали, гость вздохнул:

– Вы все с книгой, Анна Ивановна… Вероятно, замуж не собираетесь?..

– Ни за царя, ни за князя не пойду!

Гость упавшим голосом:

– Аннушка, а за меня пошла бы?

Она шепотом:

– За тебя нельзя отказаться…»

В иерархической структуре традиционной православной семьи первенствующее место, безусловно, принадлежит отцу. Вот как пишет об этом кандидат педагогических наук, протоиерей Евгений Шестун: «Отец имеет свойство рождать детей и по плоти, и духовно. <...> Отец знает уникальность каждого ребенка. Отец – это воплощенная жертвенность и любовь» (2, 460). Однако отец Бориса Шергина, Виктор Васильевич, часто и надолго уходил в плавание, а когда работал на берегу, пропадал в пароходных мастерских дни напролет. «Мы видели отца дома, в Архангельске, – пишет Шергин, – только зимою. …

Умер он весной 1905 года, когда его сыну не исполнилось еще двенадцати лет. Казалось бы, он был попросту лишен возможности оказать на мальчика по-настоящему сильное влияние. Однако рассказы и дневники Шергина свидетельствуют об обратном, о том, что роль отца в формировании личности будущего художника и писателя была огромной. Как стрелка компаса, как послушные направлению ветра флаги, «разворачивались» сердца домочадцев туда, где был отец.

Образ отца становится центральным в рассказах «Поклон сына отцу», «Детство в Архангельске»; важную роль играет он и в рассказе «Миша Ласкин».

Характерно, что Шергин, только несколькими выразительными штрихами и лишь однажды в рассказе «Детство в Архангельске» описывает внешность отца, не создает он и его развернутого психологического портрета….

Очевидно, что Бориса Шергина гораздо больше интересовали не нюансы индивидуальной психологии, а те человеческие качества, прежде всего – лучшие качества, которые передавались на Руси из рода в род….

В родителе своем Шергин видит и само воплощение отцовства, крупно, выпукло вырисовывая несколько главенствующих его черт, и в первую очередь – трудолюбие…

Характер отношения отца к труду определяется неустанной потребностью в работе, восприятием ее не как тяжкой необходимости, постылого бремени, а напротив, – как радостной возможности творческой самореализации и служения людям….

Отметим, что в памятниках русской письменности ХVI – ХVII веков – Домострое и сочинениях митрополита Даниила – говорится о трудолюбии и как о христианской добродетели, и как о способе в земной жизни уподобиться Христу…

Включая в текст рассказа «Поклон сына отцу» своего рода «поучение отца сыну»…, Борис Шергин со свойственными ему предельной лаконичностью и афористической емкостью формулирует отцовские заповеди так:

«Праздное слово сказать – все одно, что без ума камнем бросить. Берегись пустопорожних разговоров, бойся-перебойся пустого времени – это живая смерть... Прежде вечного спокоя не почивай...

И еще скажу – никогда не печалься. Печаль – как моль в одежде, как червь в яблоке. От печали – смерть. Но беда не в том, что в печаль упадешь; а горе – упавши, не встать, но лежать. А и смерти не бойся. Кабы не было смерти, сами бы себя ели...»

Это поучение убедительно свидетельствует о том, что в сознании русского православного человека не было принципиальной границы между трудом физическим и трудом душевным, они были взаимосвязаны и взаимообусловлены….

Само требование «не почивать» «прежде вечного спокоя» может восприниматься как относящееся в равной степени и к физической, и к душевной работе….

Но, наверное, главным, чем одарил отец сына на всю жизнь, что одухотворяло и его неустанные труды, и художество, и заботы о воспитании детей, была любовь – истинная, щедрая, «без хитрости»….

Навсегда сохранил Шергин и заповеданное отцом христианское отношение к смерти….

Современный человек думает о смерти с ужасом...» (5, 147). И каким контрастом по отношению к этому биологическому ужасу перед небытием воспринимается душевное состояние отца писателя в преддверии светлого успения, перехода в жизнь вечную. В рассказе «Поклон сына отцу» и в воспоминаниях из дневника писателя мы видим, что именно о такой кончине – безболезненной, непостыдной, мирной – просят себе христиане как милости Божией….

Конечно, в произведениях, публиковавшихся в эпоху господства атеизма, Шергин не мог прямо сказать о том, что основой, «живой душой» жизни его семьи, как и семей обоих дедов, друзей отца, многих приятелей самого юного Бориса, было то, что «едино на потребу», – вера в Бога, искренняя и глубокая, и стремление жить по Его заповедям. Однако дать читателю возможность почувствовать это он все-таки сумел….

Шергин, адресуя свои произведения современникам и потомкам, сумел показать, каким должен быть настоящий отец, глава семьи. Творя поклон своему отцу, он стремился создать некий житийный, эталонный образ, призванный стать вдохновляющим примером для читателей. Сам рассказ «Поклон сына отцу» – это не только дань благодарной сыновней памяти, но и шергинское наставление потомкам….

Под стать отцу и мать, какой увековечил ее Шергин в рассказах и дневниковых записях. Ее образ – воплощение лучших черт национального женского характера, в котором гармонически сочетаются скромность и твердость, нежность и стойкость, беззащитность и отвага. И главное содержание женской материнской натуры – деятельная любовь к мужу и детям, родным и знакомым, близким и дальним людям. Основа этой любви – умение видеть в каждом человеке образ и подобие Божие….

Шергин  вспоминал, как мать не только подавала просящим «Христа ради», но и кланялась нищим в пояс. Когда ее спрашивали, почему она кланяется оборванцам, ответ был один: «Может это сам Иисус Христос был».

Тот материнский характер, который представлен в произведениях писателя, – это и воплощение реального конкретного образа родной матери Шергина Анны Ивановны, и в то же время – квинтэссенция характера женщины-поморки, характера, сформированного многовековой традицией. В Аннушке-невесте Шергин подчеркивает серьезность, сдержанность, чистоту, трудолюбие и несуетность, она «домоседлива и скромна»…

В будни просиживала за работой, в праздники – с книгой у того же окна». Книги, которые читала воспитанная в старообрядческой среде мать Шергина - это не романы, а святоотеческие сочинения и Священное Писание.

Став женой «бравого штурмана», Анна Ивановна проявляет себя как истинная поморка: «Первые года замужества мама от отца не отставала, с ним в море ходила, потом хозяйство стало дома задерживать и дети»…..

Шергин подчеркивает роль матери как хозяйки дома, хранительницы очага. В самом обращении к ней отца: «Ты, моя хозяюшка» («Рождение корабля») звучат признательность, уважение и нежность.

В памяти Бориса Шергина мать близка к идеалу жены из Притчей Соломоновых….

Дневниковые записи и автобиографические рассказы Бориса Викторовича воссоздают эту благодатную, живительную атмосферу, свидетельствуют о том, что именно в доме родителей, под их непосредственным влиянием зародилось в нем и глубокое религиозное чувство, и тяга к художеству, и любовь к Русскому Северу.

Родители сами бережно впитывали и передавали детям традиции народной культуры. И на первом месте тут оказалось слово: сказки, былины, старинные песни и предания» (3, 10). …

В годину лишений, в нищете и болезнях вспоминает Шергин, точнее – воссоздает, воскрешает картины той жизни, которая создала его как личность.

Подлинно «золотым» назовет писатель свое детство и юность, потому что обогатился на всю жизнь сокровищем, которое моль не ест, которое не линяет, не ветшает…

С тихим упорством восстанавливает художник в нашем сознании лад и склад семейной жизни, возвращая нас, приученных бороться со всеми, в том числе и с близкими, «за права человека», к пониманию непреходящего значения семьи и в судьбе каждого человека и в исторической перспективе жизни народа в целом. Семья – это взаимная любовь и взаимная ответственность, казалось бы, какая тут может быть свобода?

Но именно семье принадлежит необъяснимое сочетание внутренних связей ее членов и чувство свободы каждого…

Но горько было Борису Викторовичу видеть, как тяготится современный человек «бременем легким» семейных забот и ответственности за близких, как извращенно понимает «век сей» свободу. В дневнике за 1953 год есть такая запись: «Не беда, что все мы слабы телом, больны. Беда, что ослабли духом. Не только немощные, но и здоровые телом негодуют на всякое беспокойство в личной жизни….

Вместо большой, спаянной любовью семьи – равнодушное, холодное, эгоцентричное одиночество. Вместо заботы о близких – стремление лишь к собственному жалкому душевному «комфорту»…

В творчестве Шергина и в его дневниках часто встречаются образы детей...

Вся атмосфера воспитания в традиционной русской семье свидетельствует о том, что ребенок не был центром семейного космоса, которому служат и поклоняются окружающие его взрослые. Детей в семьях было много, и иерархия была иной….

Борис Шергин видел опасность того, что зачастую для родителей ребенок становится смыслом жизни и оправданием собственного существования, занимая в их душах место, предназначенное Богу….

Христианское представление о смысле жизни определяло и задачи родительского воспитания, и отношение к детям. А цель эта – богоуподобление, которое достигается хождением путем Христовым…

Отец всю семью должен вести от земного благополучия к небесному отечеству. По Домострою, главная обязанность детей – любовь к родителям, полное послушание им в детстве и юности и забота о состарившихся отце и матери. А главная обязанность родителей – наставлять детей на праведный путь, выполняя тем самым долг перед Господом….

Как пишет протоиерей Евгений Шестун: «Отношения отца и сына всегда иерархичны», а «подлинная иерархичность благодатна и исполнена любви, но и определенной строгости. При этом внутренняя свобода ребенка не подавляется, личность не уродуется…Нелегко быть ребенком и находиться в полном послушании у родителей, принимая их волю как волю Божию. И только научившись быть ребенком в духовном иерархическом смысле этого возраста, человек может стать мужем, главой семьи с осознанием всей духовной ответственности своего нового послушания….

Семья в восприятии Шергина разрасталась до рода, уходила своими корнями глубоко в толщу времен, в глубину отечественной истории….

Жизнь родной семьи не предстает в творчестве Шергина как нечто исключительное, единственное в своем роде. Напротив, он стремится подчеркнуть, что это традиционная русская семья, основанная на патриархальных устоях….

Общая доля поморов-промышленников, общая судьба, общие опасности объединяют их, делают сходными и жизнь семей….

И при этом каждая семья уникальна и неповторима, как уникальна и неповторима каждая личность…

Семья и ее иерархическая структура – это та идеальная форма общежительства, которую Шергин продлевает и на все другие социальные структуры – кораблестроительную, художественную или промысловую артель, жизнь каждого отдельного города и села, всего Поморья и России в целом. Ребенком, подростком, юношей Борис Шергин видел примеры семейного устроения общества, братского отношения людей друг к другу и, став писателем, запечатлел их, выявив, усилив, подчеркнув благодатность такого жизнеустройства….

Характер отношений людей как в отдельных социальных или профессиональных сообществах, так и в человеческом сообществе – мiре – в целом, показан Шергиным как стройная система взаимоотношений, организованная продуманно, мудро, с опорой на многовековой опыт. Община, мiр – это большая семья, в которой все друг с другом связаны взаимной ответственностью и любовью…

Мотив наставничества/послушания, учительства/ученичества – сквозной в творчестве Бориса Шергина. Именно так – от старшего к младшему, от родителей к детям, от наставников к ученикам передается все «отцово знание». И это знание для шергинских героев драгоценно…..

Как правило, наставники в произведениях Шергина учат своих помощников не только ремеслу, но, подобно родителям, передают младшим всю сумму того, из чего складывается «отцово знание». А это – и правильное устроение души, и достойное поведение, определяемое кодексом чести, диктуемое голосом совести, и сведения из различных областей знаний – как добытых предками-поморами и передаваемых «из рук в руки», так и «книжных».

За каждого своего ученика в ответе шергинские мастера «как отец за сына»…

Как подобает хорошему отцу, мудрый наставник сочетает строгость и ласку, требовательность и заботу. Основой, на которой зиждется вся «наука» учителя, являются, как и в семье, любовь…

Делится наставник со своими учениками и другими знаниями – умением жить с людьми….

Как и у ребенка в семье, у подмастерья главные обязанности по отношению к мастеру – любовь и послушание. Настоящее, безусловное послушание возникает не от подобострастия или, тем более, страха, а от полного доверия к наставнику. Умение повиноваться – залог роста человека, и духовного, и профессионального….

Но служение наставника – это тоже послушание, это готовность к постоянной отдаче, к необходимости быть рядом с учеником до тех пор, пока он полностью не оперится...

Полное послушание одного – и столь же полная ответственность другого – это отношения старца со своими иноками, но эти же отношения хотел Шергин видеть и в миру. Реально ли это? Возможно? Нужно ли? И реально, и возможно, и нужно, если мы хотим жить в стране-семье, где родственными и духовными связями, взаимной ответственностью объединены все – и ушедшие поколения, и ныне живущие, и наши потомки, и где традиция бережно и ответственно – как главная задача наставника (деда и отца, бабушки и матери, учителя-педагога) – передается из поколения в поколение.

Примечания

1.   Зеньковский В.В., протоиерей. Педагогика. Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2002.

2.   Шестун Е., протоиерей. Православная педагогика. М.: Православная педагогика, 2001.

3.   Галкин Ю. Отцово знанье // Шергин Б.В. Изящные мастера / Сост., предисл. и сопровод. тексты Ю. Галкина. М.: Мол. гвардия, 1989. С. 5 – 16.

4.   Найденова Л.П. Мир русского человека ХVI – ХVII вв. М.: Изд. Сретенского монастыря, 2003.

5.   Шергин Б.В. Дневники: 1948 – 1968 // Москва. 1994. С. 119 – 147.

6.   Шергин Б.В. Из дневников // Шергин Б.В. Изящные мастера / Сост., предисл. и сопровод. тексты Ю. Галкина. М.: Мол. гвардия, 1989. С. 315 – 428.

7.   Изборник: Сборник произведений литературы древней Руси. М.: Худож. лит., 1969.

8.   Шергин Б. Слово о родимой стороне: Из дневников разных лет // Белый пароход. 1998. № 1 (11). С. 59 – 63.

9.   Дюжев Ю. Хранитель народной памяти // Север. 1999. № 3. С. 142 – 158.

10.                       Коваль Ю. Веселье сердечное // Новый мир. 1988. № 1. С. 152 – 172.