Понятие чуда в истории

Всем нам приходилось сталкиваться со сложными вопросами, на которые трудно найти ответ, особенно, если вопросы эти задаются пытливыми детскими умами, которые не жалеют учителей, не понимают, что такое политкорректность, а задают их так, как есть. К числу таких вопросов относится и следующий: может ли Бог сделать бывшее небывшим? Этот вопрос был интересен еще древним грекам.  Аристотель писал: «Даже боги не могут сделать бывшее  небывшим». В этом вопросе кроется очень простая и очевидная сложность: если Бог всемогущ, Он может все, значит, может сделать бывшее небывшим, т. е. сделать так, чтобы то, что произошло, не происходило. Например, чтобы Цезарь не переходил Рубикон, чтобы Сократ не был отравлен, чтобы Наполеон не напал на Россию. Этот вопрос не вмещается в рамки человеческой логики. Человек мыслит следующим образом: поскольку прошлое – это то, что уже не существует, а на несуществующее не распространяется воля Божия, то даже Бог не может сделать бывшее небывшим. А с другой стороны, разум отказывается понять, что Бог может сделать бывшее небывшим, потому что все настоящее является следствием прошлого. И если бы те события, о которых говорилось выше, не произошли, то весь дальнейший ход истории был бы другим, наша реальность была бы другая. Небольшое вмешательство в одно из событий прошлого мира коренным образом изменило бы настоящее, что совершенно противно нашему пониманию мира и нашей деятельности в этом мире.

Этот вопрос занимал практически всех философов и богословов, особенно в западном христианстве, давались разные решения. Многие отвечали так: да, Бог не может сделать бывшее небывшим, так как это противоположно замыслу Бога о мире, противоположно той его природе, которой он сам себя ограничивает. Так говорили блаженный Августин, Фома Аквинский. И далее: « Только то исключено из всемогущества Бога, что противоречит сущности разума, а именно, что нечто существует и не существует одновременно, а бывшее стало небывшим», или в другом месте: «чтобы бывшее стало небывшим - не подлежит всемогуществу Бога, как содержащее противоречие» (Фома Аквинский). Даже такие западные схоласты, как Иоанн Дунс Скот, Уильям Оккам, которые ставили «волю и всемогущество Бога выше, чем его разум», не решались допустить, что Бог властен над прошлым и мог сделать однажды бывшее небывшим, также как он мог бы нарушить закон противоречия. Однако, параллельно существовали и другие точки зрения, которые можно отнести к знаменитому римскому церковному писателю Тертуллиану, известному своими эмоциональными выпадами против язычников, утверждавшему: «Верую, ибо абсурдно». То есть, воля Божия с нашей точки зрения кажется абсурдной. Далее эта линия ведет к Мартину Лютеру, который единственный не побоялся принизить незыблемейший принцип – закон противоречия и вытекающую из него самоочевидную истину, что однажды бывшее не может стать небывшим, и отступил перед всемогуществом Божиим. «Только так – говорил Лютер – можно радикально исцелить природу падшего человека, только таким образом можно в корне истребить вошедшее в мир вместе с грехом зло  и вернуть людей к Божественному добру». Лютер считал, что если прачеловек согрешил в Адаме, то этот первородный грех должен в нас всегда присутствовать, и искупление  Иисусом Христом первородного греха состоит в том, что это бывшее, т. е. преступление Адама и Евы перед Богом, стало небывшим, как бы не было первородного греха. Так мыслили и последователи Лютера, например, Серен Кьеркегор. В юности он любил девушку по имени Регина. Сначала она отвечала ему взаимностью, но потом ушла. Кьеркегор долго терзался, считая, что останется несчастным на всю жизнь. Потом в одной из своих работ он писал: «Если бы у меня сейчас была вера, мне бы не пришлось тогда потерять Регину, Бог сделал бы так, чтобы Регина не ушла от меня», т. е. Бог сделал бы бывшее  небывшим. Известный русский философ Лев Шестов также писал: «Если Бог не Бог философов и ученых, не Бог Гегеля и умозрительной философии, а Бог Священного Писания, Бог Авраама, Исаака и Иакова, то Он не может отвернуться от доносящихся до него воплей людей, распинаемых безумием и смертью, и поэтому он может сделать бывшее небывшим». Такова палитра взглядов по этому вопросу.

Как же решать эту проблему? По богословскому определению, любое вмешательство Бога в мир – это чудо. Но, кроме богословского,  есть еще философско-научное и обыденное определение. Если Бог вмешивается в прошлое, то это чудо. Философско- научное определение дал Лейбниц : «Чудо - есть событие, противоречащее законам природы». Если это чудо совершается в прошлом, то это противоречит не только законам природы, но и законам истории. Что же такое законы истории? Известный церковный писатель В. В. Болотов в предисловии к знаменитым «Лекциям по истории древней Церкви» пишет: «История коренным образом отличается от наук дедуктивных, особенно физики, в основе которой лежит форма аналитического суждения. Это приводит к тому, что законы природы позволяют выводить знания и о прошлом, и о будущем, позволяют предсказывать будущее на основе этих законов. А в истории мы не можем предсказать будущее, нет законов исторической жизни». Почему? Далее Болотов пишет, что есть два понятия – знания и ведение. Знание – это знание научное, а ведение – это знание, к которому примешан сильный эстетический или волевой момент, ведение – это импульс человеческой мысли. То есть, если в науке мы имеем область знания, то в истории – область ведения. Человек хочет быть при самом событии, чтобы видеть все своими глазами. В понятии «ведение

» заключен момент субъективный, а в понятии «знание» - объективный. Историк стремится как бы присутствовать при тех событиях, которые он не может видеть, и эти события  не могут быть повторены, но историк хочет как бы еще раз их пережить в своей душе. Поэтому историческая наука не только субъективистская, но и объективная. Современные Болотову  западные философы Рипперт и Дильтей постоянно подчеркивали это существенное отличие наук естественных от наук исторических. Дильтей пишет: «Науки исторические, как науки о духе, прежде всего, изучают область душевной жизни, как первоначально данную. Природу мы объясняем, а душевную жизнь постигаем. Это обусловливает и значительное различие методов, с помощью которых мы изучаем душевную жизнь истории общества от тех, благодаря коим достигается познание природы». «Если в познании природы важно обобщение, – пишет Рипперт – то в познании истории, наоборот, важно индивидуализирование. Историка всегда интересует единичный факт. В этом существенное отличие истории от науки».

Итак, мы можем допустить существование чуда в истории, так как по элементарному богословскому представлению Бог сверхсущностен, сверхвременен, поэтому для Бога нет прошлого и будущего, для Него все сейчас,  и Он формально может вмешаться и в прошлое и в будущее. Но такой подход  формален, так как это взгляд с точки зрения человека. По представлениям человека, есть мир и человек, который в этом мире действует. Это есть субъектно-объектный принцип отношений : человек – субъект, а мир – объект. Перенося этот принцип на отношения Бога и мира, мы попадаем в трудность. Отношения Бога и мира рамками субъектно-объектных отношений описать нельзя. Бог и трансцендентен миру, как постоянно подчеркивали отцы Церкви, и иммонентен ему. Скорее, отношения Бога и мира можно описать содержанием известного ороса, что во Иисусе Христе две природы соединены неслиянно и нераздельно. Также и  Бог и отделен от мира, и иммонентен ему. Вследствие этого христиане понимают, что Бог не просто вмешивается в мир, как в свою игрушку, а домостроительно промышляет о мире. Поэтому чудо – это не просто редко встречающееся событие или событие, происходящее с нарушением законов природы, а это всегда знамение. В Евангелии мы встречаем всегда пару понятий: чудеса и знамения. Чудо не может быть случайным нарушением законов природы. По учению о Домостроительстве Божием, чудо -  это знамение, имеющее цель обратить человека ко спасению, оно всегда для человека. Именно так мы понимаем евангельские чудеса. Например, Иисус Христос пошел по воде не потому, что не было лодки, а чтобы усилить веру своих учеников, зная, что их ожидают тяжелые испытания, связанные с мучениями и смертью Христа. Чтобы чудо стало знамением, человек должен быть непосредственным участником его. Неслучайно подавляющее количество чудес связано либо с исцелением какого-либо человека, либо с иконами в Церкви. Это не случайное совпадение. Как человек – есть образ Божий, и Бог являет на нем свои чудеса, так и в Церкви икона – образ Божий, и поэтому на ней мы видим промыслительные явления славы Божией. Такие чудеса действительно укрепляют веру людей. Представим себе, что Бог совершил бы историческое чудо. Например, Бог сделал бы так, чтобы Сократ не был отравлен. Как бы это произошло? Мы не были свидетелями того события, и для нас это не было бы чудом. Может быть, Господь нашел бы механизмы, чтобы это прошлое событие оказалось бы явным. Например, какой-нибудь ученый где-нибудь в архиве нашел бы документы, из которых следовало бы, что Сократ не был отравлен, а умер своей смертью. И чему бы это нас научило? Ничему. Мы удивились бы мудрости современных историков и забыли бы. Это историческое чудо не стало бы для нас знамением. То есть Бог мог бы это чудо совершить, но по своему Домостоительству Он не станет его совершать.

      Почему же вопрос, заданный в начале доклада, всегда возникает? Не случайно речь шла только о западных философах. На Востоке, в Православной Церкви, эта проблема не возникает. Она приходит к нам с Запада в науке, культуре и философии, и мы вынуждены отвечать, зачастую не зная глубины православного учения, опираясь на западное учение, которое не может решить эту дилемму. Потому что, как показано замечательным русским историком и богословом А. И, Бриллиантовым: «Западное и Восточное богословие существенно отличаются. Западное богословие – более субъективистское, а восточное – наоборот, объективное, субстанциональное. И понимание веры в Бога существенно отличается. Если для западного христианина вера в Бога – это, прежде всего, волевой акт, только верою спасается человек, то для православного христианина, который основывает свою веру на Новом Завете, вера – это состояние». Если переводить дословно с греческого языка определение веры в Послании апостола Павла к Евреям, «Вера – есть субстанция надежды и доказательство делом невидимого». Поэтому таковая вера сверхразумна, а не противоразумна. В этой противоразумности, которая воспринимается в логике Тертуллиана, Лютера и Кьёркегора и сокрыта эта парадоксальная проблема: может ли Бог сделать бывшее небывшим. В истинной Евангельской православной вере, где вера не противоречит разуму, а превосходит его, мы понимаем, что, с одной стороны, Бог не ограничен аргументами нашего разума, с другой стороны – Он не всемогущ, в том плане, что Он не совершает абсурдное. А абсурдным является, в данном случае, не положение Тертуллиана: «что абсурдно, то противоречит разуму», а абсурдным является неспасение человека. Если бы замысел Бога об искуплении грехов человечества смертью Христовой и Его воскресением не удался – это было бы абсурдно. Бог не может сделать абсурдное, то есть то, что не вмещается в Его Домостроительство. Поэтому такой абсурд не возможен, именно он может привести к парадоксальным выводам. Таким образом, основываясь на святоотеческом Евангельском учении, мы можем решить эту сложнейшую проблему и заодно сделать многие выводы для себя, в том числе, и в педагогическом плане.