Церковь и средства массовой информации

      В последнее время  все более заинтересованным, активным становится обсуждение проблем исторического бытия Церкви в условиях информационного общества. И это характерно не только для внутрицерковных дискуссий, но и для диалога Церкви и общества. Это выражает новую церковную потребность - сформулировать свое отношение к миру массовых коммуникаций, к новой реальности, связанной с увеличением скорости информационного обмена.  Сегодня трудно оценить политические, экономические, социальные и, особенно, духовные последствия этого процесса.

     Единственная в истории человечества аналогия, которую можно привести сегодня для иллюстрации переживаемой ныне информационной революции -  появление книгопечатания.

Важно еще раз рассмотреть политические, социальные и духовно-религиозные последствия книгопечатания. Повышение доступности и разнообразия информации привело как к активизации общественной и религиозной мысли, так и к бурному развитию общественной и религиозной жизни. Церковь, общество не были готовы  к этому, последствия оказались для Европы катастрофическими: Реформация, разрушительные войны, завершившиеся Вестфальским миром. Не будет преувеличением сказать, что принцип национального государства порожден распространением книгопечатания «через мучительные судороги и катаклизмы общественной жизни».          

    Современные средства массовой коммуникации являются вторым после книгопечатания этапом повышения доступности информации. Предстоят ли новые катаклизмы? Возможно. Сегодня существуют различные сценарии развития событий. Председатель Миссионерского отдела Русской Православной Церкви архиепископ Белгородский и Старооскольский Иоанн считает, что «'Информационная эра' наступает в процессе тихой информационной революции, так как не вызывает каких-либо социальных катастроф. Однако, при этом стремительно меняются ценности нравственности и культуры, которые были базовыми для предыдущих эпох».

     Есть и прямо противоположные мнения. Опасности социальных взрывов связываются, в первую очередь, с отмиранием принципа суверенного национального государства и «предельными антропологическими практиками». Принцип национального государства уже не соответствует реальности, созданной глобальным рынком, массовыми коммуникациями и соответствующими технологиями формирования сознания.

В последние годы появился качественно новый опыт взаимодействия Церкви и общества,  Церкви и СМИ, который нуждается в серьезном осмыслении.  Здесь действуют несколько основных факторов, призывающих нас обратить пристальное внимание на проблему «Церковь и массовые коммуникации»:

- миссионерский, связанный с задачей проповеди Евангелия в современном мире;

- если говорить о России, то определенную роль стал играть   политический   фактор; Церковь и общество– каждый со своей мотивацией – пришли к тому, что роль и значение Православия в информационном поле российских СМИ должны быть пересмотрены в сторону более активного присутствия, прежде всего ценностного (что нельзя не приветствовать) и идеологического (к чему отношение - с известной долей осторожности).

- третий фактор – глобализация.  Роль средств массовой коммуникации в этом процессе - одна из ключевых. Христиане не могут оставаться в стороне от обсуждения культурных и духовных аспектов глобализации, сводить эти дискуссии исключительно к проблеме электронного контроля – означает искусственно сужать круг реальных проблем. В конечном счете, это разговор о месте человека в мире, о предназначении человека.

Необходимо подчеркнуть, что проблема «Церковь и массовые коммуникации», безусловно,  имеет богословские и пастырские аспекты, однако, прежде всего, относится к области миссионерской деятельности. 

Миссия Церкви и массовые коммуникации.Десять лет назад, 1994—1995 годах, группой под руководством епископа Белгородского и Старооскольского Иоанна (Попова) был создан документ под названием «Основы возрождения православной миссии». И в нем «информационная миссия» выделяется как особое направление. Хотя документ готовился в то время, когда реалии и церковной, и общественно-политической жизни были иными, общий подход, утверждающий необходимость проповеди через СМИ, сохраняет свою актуальность и сегодня.

Через пять лет, в 2000 году, Архиерейский Собор принял «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», где взаимодействию Церкви со средствами массовой информации полностью посвящена XV глава, однако, ее объем невелик и речь идет исключительно о светских СМИ, о нравственной ответственности СМИ перед обществом и готовности Церкви сотрудничать со СМИ в случае признания взаимной ответственности. В заключении говорится об осложнениях и конфликтных ситуациях.

Между тем, любой серьезный разговор следует начинать с того, как мы видим то или иное явление. Как Церковь видит сферу массовых коммуникаций в целом и сферу масс-медиа в частности? Ответ на этот вопрос нам еще предстоит сформулировать. Церковное отношение к человеку, к обществу, к информации не останавливается на вопросах публичности, общественной деятельности, в том числе, сфере массовых коммуникаций. Наше понимание христианской жизни не ограничивается заботой о духовных нуждах и потребностях человека. Церковь поддерживает каждого христианина, который трудится на благо своего ближнего и общества, и невозможно говорить о безразличном отношении к информации в этом обществе.

Еще в 1973 году американский социолог Дэниел Белл заявил, что «постиндустриальное общество — это информационное общество». Компьютеры, интернет и связанные с ними информационные технологии придают качественно новое измерение процессам глобализации. М. Делягин утверждает, что «это технологии объединили развитую часть мира в единую коммуникативную систему, создав единое финансово-инофрмационное пространство, являющееся критерием глобализации». В концепции электронно-цифрового общества введено даже новое право — право на информацию, под которым понимается право доступа к информационным ресурсам, прежде всего базам данных (новостным, научным и др.), размещенным в глобальной компьютерной сети.

Итак, понятие «информации» является ключевым и нуждается в четком определении. Именно здесь и возникают существенные трудности. Современные философы утверждают, что, несмотря на свою относительную новизну, информация является одним из фундаментальных понятий жизни человека  и общества. Более того, возникает тенденция именно через понятие информации определить многие другие понятия. Но сегодня не существует четкого определения информации. Например, основоположник кибернетики Н. Винер сформулировал свой подход так: «информация есть информация, не материя, не энергия. Никакой материализм, который не допускает этого, не может существовать в настоящее время». Наиболее распространенным является утверждение К. Шеннона о том, что информация снижает степень неопределенности в той или иной области. Одну из последних попыток дать определение предпринял российский эксперт в области глобалистики Михаил Делягин. Он утверждает, что «информация — это способность материи быть воспринимаемой».

Мы видим, что в философии возникает все более прочная связь между материей и информацией, происходит абсолютизация этой связи. И здесь необходим богословский анализ проблемы. Действительно ли информация - это прежде всего качество материи? Или информация имеет отношение как к миру материальному, так и к миру духовному? Если мы согласимся, что информация -  это только «способность материи», то проблема Церковь и информация будет предельно локализована: информацией в строгом смысле слова можно будет называть только материальные аспекты церковной жизни. А значительная часть человеческого опыта, как опыта духовного, мистического окажется за пределами «информационного поля». Какими средствами тогда возможна коммуникация, передача этого опыта?

И здесь  невозможно не коснуться проблемы языка. Теоретики постмодерна утверждают, что все, что мы знаем о мире, мы знаем через посредство языка. В своем предельном выражении это приводит к радикальному отрицанию реальности, которое Мишель Фуко сформулировал так: «Действительности вообще нет; все, что есть, это язык, и, даже говоря о языке, мы вынуждены пользоваться им же». Другими словами, все наше знание — это, всего-навсего, проблема языка, а любой жизненный опыт в конечном счете — опыт информационный. Этот подход Ролан Барт применил к огромному количеству явлений от политики и спорта до газетных публикаций.

Однако, в те же годы крупнейший писатель-аскет ХХ века, как бы полемизируя с Бартом, утверждает христианское отношение к языку. Подчеркивая необходимость сохранения церковно-славянского языка, архимандрит Софроний (Сахаров) говорит и о значении языка в домостроительстве Божием: «Язык человеческий предназначается для выражения реальностей различных планов: есть житейский план — естественных потребностей; есть близкий к нему и, все же, отличимый — примитивных душевных чувств и страстей; есть язык политической демагогии; есть научный, философский, язык поэзии; наконец, наивысший из всех — язык Божественного Откровения, молитвы, богословия и других отношений между Богом и людьми — Литургический. Отвлеченное познание о бытии имеет метафизические корни; сюда относится наука, философия и, прежде всего, Богопознание. Слова, выражающие вышеуказанные роды познания так же, как и Имена Божии, исходят из умной сферы, метафизической. В то же время, им свойственно вызывать в уме или сердце различные реакции, и в этом смысле они являются „условными рефлексами” носящими характер непосредственный, автоматический».

Отец Софроний не сомневается, что каждому языку поставляется своя особая задача: «Ввести слушателя или читателя в ту область, к которой данный язык принадлежит. Учитывая „условно-рефлективную” энергию слов, мы должны особенно большое внимание отдать литургическому языку, призванному порождать в умах и сердцах молящихся ощущение иного мира, высшего. Это достигается наличием имен и понятий, принадлежащих исключительно божественному плану; а также употреблением небольшого количества специфических форм выражения».

Здесь важно обратиться к понятию иконичности, однако не в лингвистическом понимании Фердинанда де Соссюра. Иконичность, теория которой разработана Валерием Лепахиным в книге «Икона и иконичность» и ряде статей последних лет, указывает на связь земного и небесного, в том числе и на уровне языка. Только утверждая, укрепляя эту связь человек может сохранить и земное и небесное. Разрыв этой связи, как показали постмодернисты, ведет не только к потере  небесного, но и к девальвации земного. Утрата иконичности языка ведет к качественному изменению вербальной коммуникации. Язык является средством (посредником) в познании разных уровней бытия. С процессом познания связана и информация, но каков характер этой связи?

Эпоха Просвещения поставила вопрос о соотношении веры и знания и решила его в пользу второго; до конца ХХ века он был в центре общественного внимания. Сегодня миф о сциентизме, как всесилии и всезнании науки, уходит в прошлое, однако, проблема только усложнилась. Возникла трехступенчатая схема: вера — знание — информация. Как определить характер связи второго звена? Как соотносятся понятия «информация» и «знание»? Дэниел Белл приводит следующее различие в терминах: информация означает «обработку данных в самом широком смысле слова», знание — «организованный набор фактов и идей, представляющий обоснованное суждение или результат опыта, который передается через какое-либо коммуникативное средство в некоей систематической форме». Другими словами, знание — это проверенная, достоверная информация. Но ее значение в современном мире постоянно снижается. Как заметил Жан Бодрийяр, «информации становится все больше, а смысла все меньше». Это значит, что информация становится все менее иконичной. Если в иконе за видимым, визуальным образом стоит невидимый первообраз, то информация в современных СМИ не несет никакого реального содержания. Она становится самоцелью, превращается в игру, начинает оперировать симулякрами. В результате, как ранее научное знание пыталось отрицать веру, так ныне информация восстала против знания. Информация часто направлена на то, чтобы лишить человека твердого истинного знания, погрузить в хаос информационного пространства. И здесь у православных СМИ есть важная миссия: этому информационному полю они могут противопоставить иконосферу, о которой подробно говорится в статье В. Лепахина. 

Здесь уместно вспомнить о влиянии постмодернизма, который и как интеллектуальное движение, и как социальный проект не приемлет любые претензии на установление истины, утверждая, что существуют только ее «версии». Более того, не приемлется любое стремление к уточнению смысла, поскольку и «смыслов» бесчисленное множество. Можно говорить о том, что информация восстала против знания, прежде всего, против знания иконичного, в основе которого лежит знание Истины, Слова и Образа, которые соединяются во Христе.

Вспомним, что «знание», в отличие от «информации» встречается в Священном Писании: Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь (Екл. 1, 18). Действительно, переход от сотериологической культуры к гедонистической, предполагает избавление от скорби, а Священное Писание, как мы видим, прочно связывает знание и скорбь. Апостол Павел указывает на прямую связь знания и Любви к Богу: кто любит Бога, тому дано знание от Него (1 Кор. 8, 3). Только тот, кто вступил в личные отношения с Богом в молитве и таинствах Церкви, получает истинное иконичное знание. Не случайно в комментарии прп. Максима Исповедника на слова Спасителя «не знаю вас» говорится, что Он не знает, потому что вопрошающие не имеют личного общения с Ними.

Человеческое знание не всегда носит положительный характер. Апостол Павел, предостерегая Тимофея, говорит о необходимости отвращаться негодного пустословия и прекословий лжеименного знания (1 Тим. 6:20). Быть может, лжеименное знание и есть именно то, что сегодня принято называть информацией? Это знание симулякров, прикрывающее зияние пустоты, в противоположность иконичному знанию, которое основывается на вéдении первообразов и восхождении к ним.

Конечно,  в вечности всякое знание упразднится, и останется только любовь: Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор. 13, 8). С евангельской точки зрения не так уж далеки от истины философы, которые указывают на связь знания и материального мира. Но они  видят характер этой связи иначе. Знание, даже христианское, упразднится  в том смысле, что оно станет ненужным в  его земной форме. Наступит новое знание; точнее назвать ведением первообразов и лицезрением Первообраза. Лжеимеенное знание станет  невозможным, поскольку отрицает само существование Бога и первообразов мира невидимого. 

Рядом с вопросом о знании-информации стоит проблема соотношения «пропаганды» — «рекламы» — «пиара»? Возможно ли использование этих технологий в миссионерской деятельности? Нет ли таких приемов и средств, которые рекламщики и пиарщики похитили у Церкви? Необходимо дать оценку дискуссиям математиков, социологов, экономистов, политтехнологов и т.п.

«Media is the message», — эта парадоксальная формула одного из авторитетных исследователей массовых коммуникаций Маршалла Маклюэна дает ключ к пониманию роли масс-медиа в современном мире. «Средство коммуникации (или посредник — устная речь, текст, живопись, фильм, танец и т.д.) и есть послание». Другими словам, есть сознательное послание субъекта, а есть послание посредника, медиума. Как их различить? Верно ли, что в наши дни послание посредника  безусловно доминирует над посланием субъекта? Это вопрос имеет непосредственное отношение к ряду миссионерских проектов последних лет и дает ключ к пониманию тем сомнений и опасений, которыми были встречены совместные проекты диакона Андрея Кураева и рок-группы «Алиса». Миссионерская мотивация Кураева звучит понятно и убедительно: «В наше время одно доброе слово о Христе, сказанное известным актером, ученым или литератором; одна реплика, одно замечание значат больше, чем проповедь священника. Аргументы, звучащие из наших уст, порой блокируются подозрением в лицемерии: мол, ты поп, тебе за это деньги платят... Но когда человек, от которого никто не ожидал, что он в эту сторону посмотрит добрым глазом, говорит: „Вы знаете, лично для меня невозможно жить без Христа, без Православия”, — это заставляет задуматься. И одна такая фраза в устах Кинчева стоит больше, чем сто моих лекций».

Но это не вся правда. Да, воцерковление лидера «Алисы» Константина Кинчева — заметное событие в мире рок-культуры. Талантливые песни действительно позволяют говорить о нем, как о православном рок-музыканте. Однако, законы жанра дают не так много возможностей для маневра. Миссионерские тексты песен сталкиваются с жесткой музыкой и ритмом. Экстатическое состояние, в которое входят на концерте, связано именно с музыкой и, в особенности, с ритмом. К тому же, разобрать слова  можно  далеко не всегда. И трехминутная проповедь перед двухчасовым концертом вряд ли помогает собравшимся на концерт войти в пространство христианской культуры. Рок-музыка как media, как посредник мало приспособлена к передаче опыта христианской жизни по той причине, что она неиконична, а привести к иконичности неиконичными средствами невозможно. Можно согласиться с тем, что слово о вере лидера рок-группы для молодежи имеет вес, может быть больший, чем вес пастырского слова, но сама рок-музыка стоит стеной между душой человека и Церковью.

 Возвращаясь к Маклюэну, отметим еще один немаловажный момент. Необходимость участия православных богословов в исследовании медийных процессов признают и западные ученые. Ещё в начале 70-х годов Маршалл Маклюэн в своей книге «Понимание Медиа» писал: «Русским достаточно адаптировать свои традиции восточной иконы и построения образа к новым электрическим средствам коммуникации, чтобы быть агрессивно эффективными в современном мире информации». Здесь речь идет уже не только о вербальной информации, но и о более эффективных способах воздействия — аудиовизуальных. Предстоит исследовать, что имел в виду Маклюэн, однако, в этом высказывании проявился типично западный подход к проблеме. Для автора высказывания язык иконы — лишь совокупность формальных приемов, которые можно использовать с прямо противоположными целями. В Церкви иконичный образ служит для того, чтобы очистить очи духовные и узреть Истину, получить истинное знание. И этому иконичному образу чужда агрессивность. Маклюэн же предлагает использовать некоторое особенности церковного образа для усиления воздействия информации,  замаскировать ее с помощью привычных православному человеку приемов, в конечном же итоге направить эту информацию на разрушение иконичного образа, направить против человека, обманув его. Сегодня это опасное оружие все шире начинает использоваться в пиар-технологиях и рекламе.

Общие философские вопросы тесно связаны с практическими. Как Церковь видит сферу современных средств массовой инофрмации? Как с ними строить взаимодействие? Как, в каком направлении развивать церковные СМИ? Здесь нам придется обратиться к истории. СМИ возникли и сформировались как средство выражения общественного мнения, они реализуют возможность свободной дискуссии помимо и независимо от давления государства или диктатуры большинства. Важно отметить, что СМИ сформировались в эпоху господства европейского секуляризма, в эпоху, когда христианская этика перестала пронизывать все сферы жизни человека и общества. Все современные СМИ несут на себе печать этой секулярности. Традиционная критика СМИ со стороны Церкви восходит, как правило, именно к этой проблеме

Роль и значение «медиа» существенно изменились во второй половине ХХ века, прежде всего потому, что СМИ усиливают свой диктат, навязывают свои оценки и мнения. Призванные когда-то служить посредником между крупными субъектам жизни общества, сами СМИ сегодня превратились в один из крупнейших субъектов общественной жизни. Во многих странах СМИ уже не имеют конкурентов по своим возможностям внедрять новые стандарты — стандарты образа жизни, идей, предпочтений. Этой новой тенденции — изменению роли СМИ от выражения общественного мнения к глобальной манипуляции этим мнением — мы призваны дать богословскую и пастырскую оценку. Церковь призвана противостоять любой манипуляции сознанием, настаивая на свободе, достоинстве личности. Наше понимание свободы, основанное на богоподобии и иконичности человека, и сегодня остается наиболее глубоким ответом на кризис цивилизации.

Для Церкви  СМИ являются такой же реальностью, как светская культура, наука, политика, экономика. Слово Божие может звучать и звучит сегодня в каждой из этих сфер. Современные СМИ продолжают оставаться площадкой общественных дискуссий, без них невозможно социальное партнерство, а значит  у СМИ есть своя «миссия».

В последнее время появились исследования, утверждащие, что СМИ альтернативны американской версии глобализации. Американский социолог Л. Бергер назвал их «альтернативными глобализациями». Они сочетают стремление строить общество,  экономически и политически участвующее в глобальной системе, с сохранением традиционной культуры и  преданности религиозным и моральным ценностям. Сумеет ли православный мир создать свою версию «альтернативной глобализации»?

Возможно, традиционная культура является более мощным и значительным фактором, чем было принято считать. Но оценка того, как православная традиция реагирует на реалии информационного общества, пока еще неизбежно будет носить  очень приблизительный  характер.

Кризис либерализма и реальный русский консерватизм. Можно обратиться к тем процессам, которые сегодня происходят в России. Какие качественные и количественные изменения происходят в нашем информационном пространстве? Я уже говорил о том, что нам необходимо учитывать и политический фактор, когда мы рассматриваем проблему взаимодействия Церкви и СМИ. В 90-е годы Святейший Патриарх Алексий подчеркивал: «Современное информационное поле активно осваивается силами, враждебными Церкви, и если мы упустим время, то  будем вытеснены с этого пространства. Поэтому мы сегодня просто не имеем права не использовать для проповеди мощный потенциал средств массовой информации и новейших информационных технологий».

В то время многие оказались в плену либеральных ценностей и почти согласились с тем, что религия — это частное дело каждого. Отчасти — если мы говорим о церковной жизни — это было связано с тем, что абсолютное большинство членов Церкви оказались неофитами, то есть новоначальными. В этом смысле вера как «личное дело», раскрывающееся в кругу семьи, друзей или на приходе — это естественный этап духовной жизни. С другой стороны, торжество либеральных ценностей было связано с настроениями постсоветской элиты, контролирующей ведущие общенациональные и региональные СМИ. Естественно, в этот период на информацию о Православии, как правило, накладывались жесткие идеологические ограничения.

Оценивая деятельность либералов, Михаил Делягин говорит предельно жестко: «Решительно и последовательно навязывая либеральную парадигму не созревшим для нее… и потому разрушаемым ею обществам, „либеральные фундаменталисты” оказались перед лицом объективной необходимости преодолеть и разрушить инстинкты самосохранения этих обществ, закрепленные прежде всего на культурном уровне». Трудно переоценить значение традиционной культуры в условиях информационной революции. Именно «она задает стандарты и стереотипы мышления и эмоций, в соответствии с которыми осуществляется как создание, так и восприятие информации».

Сегодня можно утверждать, что увлечение либерализмом заканчивается. А значит, Церковь, ее роль в истории России, ее значение для современного общества осмысливается по-новому. Именно с этим связано и появление по-своему уникального документа «Свод нравственных принципов и правил хозяйствования». Этот документ — совместная разработка Русской Православной Церкви и российского делового сообщества, в котором описывается идеальная модель, я бы сказал, иконичного хозяйствования, основанная на Десяти заповедях и опыте их усвоения христианством и другими религиями, традиционно исповедуемыми в России.

О кризисе либерализма говорит известный режиссер Андрей Кончаловский в журнале «Итоги»: «Убеждение, что правильная политика может изменить и „улучшить” национальную культуру, есть фундаментальное заблуждение… Так почему бы нам в России не попытаться понять систему ценностей русского человека и перестать равняться на либеральную философию Запада? Не лучше ли полагаться на свою, незаемную философию, отвечающую духу и ментальности народа, его истории, житейской философии и реалиям жизни?»

О кризисе либерализма говорят и итоги парламентских выборов 2003 года. Думаю, именно поэтому политолог Станислав Белковский делает прогнозы, о которых стоит серьезно задуматься: «Важна модернизация элит, потому что люди с христианским пониманием или даже не христиане, но понимающие, о чем идет речь, должны, так или иначе, постепенно занять командные высоты в нашей стране. Церковь не должна восприниматься как анахронизм и символ мракобесия. Тем более, что объективно это не так. И самое главное, что роль Церкви будет возрастать в ближайшие годы, и радикально возрастать. И чем меньше элита будет адекватна этому возрастанию, тем хуже будет для элиты. Она будет оторвана от страны и от толщи ее проблем. Есть момент, когда очень важен импульс государства. Если государство даст политике этот информационный импульс и подчеркнет свое новое отношение к Церкви, это очень повлияет и на медиа-среду в целом, независимо от того, государственные это будут СМИ или частные».

Мониторинг СМИ, который ведет Издательский Совет Русской Православной Церкви, показывает, что это не голословные утверждения. И количество, и качество публикаций за последний год значительно выросло. Во многом это связано с личной церковной позицией Президента России Владимира Путина. Посещение храмов в различных городах России, монастырских приютов для детей, общение с иерархами Зарубежной Церкви дает национальной прессе реальные информационные поводы для серьезных комментариев и аналитических материалов о Православии в целом.

Однако появляются и новые проблемы. И с точки зрения некоторых критиков концепция Белковского выглядит провокационно: он предлагает Церкви «экспансию в общественно-политическую сферу, конечная цель которой — стать, наряду с армией, „приводным ремнем” Путина в деле реализации проекта национального спасения. Так сказать, подставить плечо так, чтобы и самим от этого попользоваться, и в общем деле поучаствовать. Проект Белковского ориентирован на то, чтобы использовать ”энергию христианства” для… ”борьбы за христианство”, то есть, так сказать, переформатировать мистическое в политическое».

Сегодня для Церкви открылась возможность прямого, непосредственного участия в политике. В мире, который всякое действие стремится интерпретировать как политическое, это серьезная опасность. «Эта опасность увеличивается в той мере, в какой к самой церкви хотят и могут подходить инструментально — как к мощному и пока не задействованному ресурсу для достижения политических целей. А также для достижения частных, профессиональных целей тех политтехнологов, которые увидели в христианстве, православии, церкви именно такой ресурс».

Вместо заключения. Сегодня, возможно, пришло время создания нового документа; его условно можно  назвать: «Основы информационной политики Церкви». Необходимо отразить в нем сложившуюся ситуацию, дать богословский и пастырский анализ воздействия СМИ на человека и общество, сформулировать рекомендации церковным учреждениям по взаимодействию со СМИ. Но проблема взаимоотношений Церкви и средств массовой коммуникации не исчерпывается только задачами нашей проповеди; необходимо заниматься серьезным изучением медийного пространства с христианской точки зрения. Вот лишь некоторые вопросы, на которые нам необходимо дать ответ:

— Можно ли говорить о массовой коммуникации в Церкви, о литургическом и внелитургическом типах коммуникации?

— Какие особенности имеет православное богослужение и литургические виды искусства, если их рассматривать как коммуникационные системы?

— Как создаются, функционируют и развиваются мифы в церковной среде и в сфере масс-медиа?

— Как телевидение, интернет влияют на личное общение? Как могут повлиять на воцерковление человека, на образ его молитвы?

— Что такое анимация и клиповая культура? Как они влияют на наше восприятие образов?

— Как бороться с современной рекламой и брендингом, похищающими священные образы и символы, ставящими  их на службу коммерции?

— Как научить христиан распознавать образы, их значение в конкретном контексте?

— Какую роль может и должна сыграть здесь концепция иконичности, но не в структуралистском, а православном ее понимании?

Издательский Совет Русской Православной Церкви совместно с исследовательским центром «Иконичность» и редакцией газеты «Церковный вестник» ведут в этом направлении свои исследования. Первые результаты мы обобщили в мультимедийной презентации «Образные системы: от иконы до рекламы». Однако, на мой взгляд, необходимо привлечь к этой работе и духовные школы. Студенты семинарий могли бы работать по предложенной тематике и свои исследования представлять как курсовые и дипломные работы.

Необходимо подвергнуть серьезному анализу новейшие тенденции современной массовой культуры, которая стремится овладеть закономерностями и методами сакральных искусств для построения собственного псевдосвященного пространства и тем самым подменить иконосферу хаотичным собранием симулякров, внедрить в сознание человека перевернутую с ног на голову иерархию ценностей. 

Эпоха постмодернизма завершается, возникает новая структурная парадигма, которая стремится использовать все богатство образов, выработанных человечеством, а также вырванные из исторического и культурного контекста религиозные и художественные ценности. Исследование закономерностей функционирования СМИ, роли массовых коммуникаций в жизни общества поможет Церкви повысить эффективность миссионерской работы в самом широком смысле этого слова в условиях глобализации. Традиции иконопочитания и православное богословие образа дают нам уникальные, даже в рамках христианского мира, возможности. Необходимо создавать новую иконичную информацию, содействующую преображению человека, возводящую его к живой иконе Божией.